Vladimir Patryshev
vpatryshev@yahoo.com
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12

Прогулка С Вовой Беловым По Заводу

Когда я приехал учиться в Питер, у нас в классе оказалось еще четыре Владимира Николаевича, кроме меня. Подумайте, имея уникальную фамилию и никаких братьев или сестер, я привык воспринимать себя как совершенно отдельную сущность (да и к другим людям относиться так же); ну и вдруг тебя начинают путать – твоя личность как бы теряется в облаке двойников. Мало того, и мою фамилию секретарша Аня Забелло умудрилась перепутать с другой, якобы похожей, когда однажды написала на моей доверенности: «подпись Прыгичева заверяю». Я не привык быть элементарной частицей, нет. Поэтому наличие в окрестности лиц, называющихся одинаково, вызывает у меня какое-то чувство подспудного протеста.

И вот в отдел поступает еще Владимир Николаевич. И мы вместе, два сапога пара, начинаем «математически обеспечивать» ЭВМ Минск-32. Однако, очень быстро выясняется, что стесняться якобы дубля тут нечего – человек он интеллектуальный, с юмором и пониманием, и достаточно образованный. Так что у меня, наконец, появился коллега. Мы так и тусовались вместе, ведь и ему тоже не с кем было поговорить в этом кондовом учреждении. У Вовы Белова, в отличие от меня, имелось образование по специальности – матобеспечение. Может быть, поэтому, а может, просто потому что Вова был умнее меня, я смотрел на его творческий процесс разинув рот. Мне и в голову не приходило программировать как он – впрочем, учиться было не поздно еще, и я учился, учился и еще раз учился.

Время на ЭВМ раздавалось по расписанию; женщины, разумеется, не были заинтересованы работать в обед, и мы пользовались халявным обеденным машинным временем. Мы были достаточно круты, чтобы на многозадачной ЭВМ работать вдвоем. Мы бы и еще кого-нибудь могли бы пустить, да женщины нас откровенно побаивались – ну как бы мы им можем программы сломать. Женский страх, что им программу кто-нибудь сломает, вряд ли имеет логическое обоснование, но укоренен в сердцах, имхо, подавляющего большинства программисток. Когда у Иры Гольдберг случались в ее программах ошибки (тогда еще не было багов), Ира тут же нервно восклицала: «Я ничего не меняла!» – ища, видимо, кого-нибудь, кто в ее отсутствие залез в ее глупую программу и что-нибудь там поменял.

Обедали мы, соответственно, во внеобеденное время – в диетической столовой заводоуправления, безо всякой очереди. Во внеобеденное время в диетической столовой заводоуправления обедали высшие чины. Однажды мы застали там наших двух Вась, Василия Марковича Таранюка и Василия Павловича, а также вороватого зама Новикова. Те ели себе, и мы ели себе. Но после обеда Василий Маркович вызвал Вову Белова и сделал ему втык за непочтительность. Вова Белов сообщил об этом мне, которому Василий Маркович втык сделать не решился. Что же сделал я, юный хулиган? Я пошел к Василию Марковичу и надсмеялся над ним. Потом пошел к Василию Павловичу и сказал ему, что если мы работаем в обед, так должны же когда-то обедать. К Новикову я не ходил, так как презирал его всей душой. Вот так и становятся начальниками.

Диетическая столовая заводоуправления находилась на втором этаже, небольшое помещение, вкусная еда… пробиться туда в обеденное время было невозможно, да и западло. Была столовая и на первом этаже заводоуправления, для низших чинов. Здесь было две раздачи и буфет. На раздачах выдавали, что называется, обычную еду. Довольно противную, столовскую. Очередищи были огромные, шум, гам, теснота. Буфет, впрочем, был получше; славился он еще своими кексами в форме баранов. В получку их обязательно продавали, и народ шел домой с завернутым в два листка кальки бараном, поднимая его над головой в автобусе… представьте, 106-й автобус идет, мимо тюрьмы, и в окнах – бараны из песочного теста… Вот так мы жили до революции.

Вечером эти обе столовые были закрыты, и если кто работает во вторую смену (а на компьютерах не без этого), то приходится ходить перекусить в ближайший цех. В цехе стоят огромные карусельные станки, на которых обтачивают детали для гидротурбин – Братская ГЭС, Саяно-Шушенская, да и почти все остальные, а также станции в Венгрии, Китае, Бразилии, Канаде… Хотели было и в США, да, по сообщениям компетентных органов и партпропагандистов, во-первых, президент сказал, что не потерпит красной звезды на американских электростанциях (будто их там без советских мало, этих звезд, взгляните хоть на флаг, whose broad stripes and bright stars…), кроме того, подали на наш завод в суд, мол, по демпинговым ценам продает турбины… короче, морока с этими американцами, у них там законы какие-то варварские против советского человека специально.

Рабочих в цеху не видать хоть в обед, хоть не в обед. Позже я узнал, как находить рабочих в цехах, но это позже. А в обед они, конечно, в столовой кучкуются. Хороша цеховая столовая, хороши и ее посетители! В промасленных «камбезонах», только что рукавицы сняли, с торчащим из верхего кармана гаечным ключом, в черных от смазки вязаных шапках на головах, худые, тоскливые, измазанные лица. В связи со специфическим запахом столовские вполне могли жарить свои котлеты на машинном масле, благо в цеху его навалом. Отличить было все равно невозможно. По вкусу тоже.

У завода вообще территория довольно огромная, огорожена высоким бетонным забором, не перелезешь. Только кое-где наметанный глаз находит «комсомольские проходные» - неприметная дырка, прислоненный рельс, наставленная как бы случайно гора ящиков. Все это служит одной цели – выйти в рабочее время с территории, купить в ближайшем магазине вина (водку тут не продают) и с победой вернуться – какое же домино без портвейна, в самом деле! Я тоже пользовался комсомольскими проходными, позже, когда приходил навещать бывших коллег.

Самый огромный был 19-й цех, в котором собирали паровые турбины. Паровая турбина состоит из трех цилиндров высокого давления (ЦВД), а также из ЦСД и ЦНД. На вход турбины поступает пар давлением 400 градусов и температурой 400 атмосфер, а выходит под давлением 0.1 атмосферы и с комнатной температурой. Хитрейшее сооружение, состоит из сотен лопаток, зазоры миллиметровые, да еще с учетом тепловых и динамических деформаций – просто головоломка. Тут-то компьютер и пригодился бы… да и пригождался, моя следующая программа была именно расчет формы лопаток. В этом же 19-м цехе стояли и диковинные станки из прошлого века, со шкивами, к которым когда-то были присоединены ремни. За стеклянными стенками стоял польский станок с программным управлением, способный считывать перфоленту и
двигать фрезу туда-сюда, изготовляя нужную детальку, даже лопатку. Вообще, лопатки отливают. Потом обтачивают. Потом шлифуют. Потом полируют. Но вы не найдете шлифовщиков-полировщиков, если просто так будете гулять по цехам. Нет, это не секретное производство. Просто администрация стыдится показывать такое – ведь, бывает, и из обкома приезжают – а тут сидят на табуретках в ряд мужики в валенках, на ноге у каждого по лопатке, и он это возит лопаткой по вращающемуся шлифовальному диску. Такое производство было спрятано в дальней комнате, не зная, найти невозможно.

Еще, кроме секретных цехов, о которых мы вам не расскажем, были цеха другого сорта, но тоже огороженные колючей проволокой и с заколоченными окнами. В этих цехах работали заключенные. Ну как это так, заключенные, спросят меня советские реваншисты, ведь это же не при Сталине было, чего это я вру. А чего это бы мне врать, мне что, дядя Сэм за это гринкарду быстрее даст? Да я не для того в эту страну ехал, чтобы врать, а как раз наоборот. Работали, работали зэки на заводе. Но что они делали – узнать мы это не можем, очевидно же, что меня в этот цех не пускали, даже когда я обходил завод по своим комсомольским делам.

Рядом с лабораторией водяных турбин находилось еще одно чудо техники, тоже, конечно, импортное, под управлением ЭВМ PDP-11. Это чудо по сигналам от ЭВМ, безо всякого участия рабочего класса, резало широкие, толстые листы металла.

Широкие проезды между цехами были, как правило, заставлены железными ящиками с турбинными лопатками. Николай Петрович Фролов, помнится, не мог пройти мимо, чтобы не спросить – как же так, лопатки делаются из нержавеющей стали, а они все ржавые? Никто никогда не мог объяснить сей парадокс.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12