| Vladimir Patryshev vpatryshev@yahoo.com |
В бараке тесные комнатушки, в каждой по четыре двухъярусных нары. В одной такой на верхней койке обнаруживаю Леню Райза, как раз недавно ставшего инженером-конструктором третьей категории в отделе водяных турбин. Леня лежит на койке и читает «Новый Мир» при мутном желтом свете единстванно лампочки на потолке. Раньше он ничего такого не читал – а теперь перестроился, женившись на Саше, «Сандро», и поселившись на Кирочной, в квартире с колоннами – и из Лени стали воспитывать культурного человека (воспитание пошло впрок – через несколько лет Леня был счастлив уехать из «этой страны», военным патриотом которой он ранее, по невежеству, являлся. А тут лежит и читает «Новый Мир». За столом сидят какие-то скучные инженера, и один из них громко оправдывается, почему не ответил, когда ему вот тут только что заехали в морду – кабы он ответил, так не видать бы ему Бразилии, далеких берегов, а через месяц ему в командировку ехать в Бразилию, на ГЭС, наблюдать установку нашей турбины. Странно, да? Человек меняет честь на две недели в Бразилии. А впрочем, в прошлый выходной мне как раз в Лос Гатосе иммигранты объясняли, что подумаешь, научный руководитель тыкает, ради аспирантуры можно и потерпеть. Ну вот, да, у кого какое понятие о терпении. Христос ведь тоже терпел. И ударом на удар не отвечал, кстати. И не надо списывать на то, что Христос тоже, мол, еврей. Фигня это все, в Израиле, я так полагаю, любой еврей вполне гордо может реять над арабской мирной хатой.
Да, ладно, к морде лица мы еще вернемся.
Меня, как наивного книгочея, удивлял вот какой вопрос: как же так, неужели они сами не могут там справиться, ведь профессионалы же. Идем как-то утром на поле, а все крестьяне уже трудятся на своих участках - и я им во всю глотку: "Товарищи крестьяне! Мы приехали вам тут помогать убирать урожай, а вы на частных огородах все работаете!". И вот что мне отвечают с полей: "А зимой ты куда за картошкой пойдешь? Ведь, чай, на рынок, а не в магазин, там же сгноят все..." Опа. Уговорили, однако.
Осенью колхоз скучен – картошка или, не приведи господи, брюква. Грязюка. Разве что отправят перекладывать да грузить спрессованное сено, на дальнее поле, по которому бесстрашно ходят персонажи Крылова – лиса и журавль, а мы не спеша перекладываем тюки да сидим курим и разговариваем о случаях в жизни. С нами был один – бывший летчик. Седой такой старик, под пятьдесят. Стрелок-радист. Он и летал-то один раз, собственно. Поднялся их Ту-104 над тайгой, и вдруг бац – свет погас. И тишина, связи нет. Стрелок, не долго думая, дерг катапульту – когда очнулся, ни самолета, ни хрена, пусто. Нашли потом обломки, но трупов никаких не нашли, в болото ушли. А его больше и не сажали на самолет, чего уж там, тем более, поседел человек.
Летом – другое дело. Мы с Виталом даже рожь сеяли однажды. Посадили нас на сеялки, и задача простая – в начале поля дернуть ручку, чтобы зерно сыпалось, в в конце – дернуть ручку, чтобы перестало. В промежутках закрываешь лицо от страшной пыли, которая над трактором и сеялкой подымается. Нет, самое лучшее – это сено. В колхозе вообще привыкли,
что народ работает ну так, кое-как. И нас бросали человек по 10 на один пресс-подборщик – непонятно, куда все в кузов грузовика поместятся. Мы тут же сорганизовываемся, делимся на три смены; одна смена в поте лица трудится, вторая наготове сидит в засаде, слушает Бибиси по приемнику и покуривает; а третья, только что отработавшая, чапает к ближайшему пруду и там полощется. И так по кругу. Лепота. Все тот же Витал и придумал этот НОТ. Разумеется, показываться нельзя – увидит какой бригадир, осерчает, какую-нибудь гадость устроит. Ну типа пошлет в Кингисепп мешки с зерном грузить. Страшная, страшная работа эти мешки. Раз – с кузова тебе на спину взваливают этого зверя, 64 кило. Первые шаги – нормально. Да и первые несколько мешков – ничего. А потом – все, силы кончаются, а в машине еще полкузова, и другие-то носят, бля… приходится соответствовать. Ненавижу, ненавижу физический труд! Он – замена умственному.
Картошку убирать, кстати, я не возражал. Тем более, что все работают с ленцой, так что времени хватает на все. Трактор пройдет три раза, три полосы сделает, я и иду по ним, широким захватом. Получается раза в два быстрее, чем как у соседок, Милы Ивановой да Ковалевой, они еще вдвоем умудряются на одной полосе толкаться, больше болтают, конечно. Но вид такой, что все время страшно заняты – а я пройду свои три полоски, и опять сижу, книжку читаю, английские сказки, Peter Pan и т.п. Тут вдруг подлетает бригадирша, разгневанная, что я бездельничаю, да хряп меня по морде! И что бы вы думали? Я сдачи не дал! Я встал и поехал в Питер по этому случаю. И всему начальству так и разъяснил, что я не нанимался выносить оскорбления и побои.
Да не все так смешно обходилось. Однажды одному инженеру на картофелеуборочном комбайне руку оторвало. Подлетает тут же наш старшой, Огурцов, из Отдела Водяных Турбин, и наливает ему стакан водки, чтобы не так было страшно и больно. Выпивает инженер, везут его в медпункт, где и постановляют – был пьян, сам виноват в несчастном случае. Огурцов вскоре стал главным инженером, а потом и директором.
Но это гастролеры; на постоянной же основе заведует всей колхозностью инженер Кутушкин, который, собственно, на заводе и не появляется, так как за пять месяцев работы в колхозе у него набирается отгулов (два дня за каждый выходной, плюс переработки) как раз до следующего сезона.
Меня, правда, в колхоз не так уж часто посылали. Чаще бессловесных девушек-операторов, ту же Машу Щурову. Они жаловались, ну хотя бы и мне – а я, как знаток КЗОТ, учил их, неразумных, как на законном основании посылать всех на хер и в колхоз не ездить. Но что любопытно – вместо того, чтобы следовать моим юридическим советам, тихие девушки шли стучать на меня начальству, и начальство, все тот же мудрый Хаханов, меня с мудрой усмешкой предупреждало – видишь, мол, каков результат твоих поучений – на тебя же и стучат. Я тогда еще не верил в эту мудрость, позже оценил.
А как-то раз наоборот, услали в колхоз мою Олю… да я тогда уже на Васином работал. И я остался дома, с Асей, Степа где-то, наверное, у бабушки был уже. В ту неделю у нас как-то завелась ворона. Иду я это по двору между 11-й и 12-й, на Васином, и чапает впереди ворона, не летит, а так, шествует важно в спокойствии чинном. Я за вороной, интересно же – а она убегает от меня. Бежит это она через подворотню, и в подъезд. И я за ней в подъезд. Ворона заходит в открытую дверь квартиры. И я в квартиру. Коммуналка, коридорище длинный. Ворона идет по коридору и заходит в самую дальнюю комнату. Я заглядываю – в комнате никого. Я к вороне. А ворона сидит на подоконнике и не особо волнуется. Беру я ворону, выхожу из комнаты, в коридоре мужик какой-то. Мужику и говорю – я тут за вороной заходил. И унес ворону домой. А дома как раз клетка свободная была, за неделю до того канарейка смылась через форточку, и с концами. Посадили ворону в клетку, стали кормить тем, что сами едим. А на выходной поехали мы с Асей в колхоз к Оле, и ворону с собой взяли. Три-четыре часа езды, с пересадкой в Гатчине. Пришли на поле, Оля там трудится, прополка, что ли. Мы с Асей выпустили на колхозные поля ворону, и ворона, не оглядываясь, попрыгала куда-то в кусты от нас. В кустах, кстати, оказалось много малины.