Том III

Свобода, Равенство, Братство?

July 22, 2002

Дисклеймер. Данное произведение не является научным трудом. Кушайте, пожалуйста, cum grano salis.

Я вот тут, полистав немножко Хайека, и размышляя о трудной судьбе российской интеллигенции, стал задавать людям глупые вопросы. Вопросы примерно такие: как же так получается, что посеянные французскими просветителями семена дали такие разные плоды на разных полушариях? Где генетика, спрашивается? Одна и та же идеология, довольно, по Хайеку, жуликоватая и антинаучная, привела Европу к столетию страданий, а Америку – к столетию процветания. В чем тут фокус?

Да, сначала – об идеологии. В 18-м веке французские газетчики, эссеизсты и популяризаторы открыли для себя физику, химию и математику, и решили, что надо поделиться открытием с остальным миром. Назвав себя просветителями, стали эти как бы ученые господа просвещать других. Почему «как бы»? Да потому что они не были никакими учеными; ученые тихо делали свое дело, двигали науку, а кое-где и технику, вперед. Нет, бывает, конечно, и ученый ошибается, когда типа математик вдруг вообразит себя историком – сладко быть историком, доказывать ничего не надо, правдоподобные рассуждения становятся истинными в результате многократного повторения – да, быть историком, с точки зрения математика, легко и приятно.

А эти господа даже и математиками, по большей части, не были. Но им математика и физика понравились. Ну-ка применим-ка их к человечеству в целом! Не собственно, конечно, математику и физику, а те же методы – помогли же они достичь результатов и в математике и в физике. А ну-ка мы применим аксиоматический метод. Будем выводить свойства человечества из открытых нами принципов. А зачем? А чтобы вывести человечество из ада и привести его в рай. Враги, конечно, будут возражать, но врагов мы высмеем. Есть, конечно, подозрение, что человечество, находясь в тенетах и под гнетом, нас слушаться не будет, и пойдет не туда. Поэтому нам надо разработать какие-то, знаете ли, рычаги. Ведь как хороши оказались рычаги в механике! Просто чудеса творят.

Тут еще остается хитрый вопрос, а кто, собственно, будет дергать эти рычаги – но об этом после.

Ну мы где-то в курсе, что получилось, когда рычаги и аксиомы оказались применены к человеческим массам. Много этих самых масс было попередавлено в результате применения рычагов; а рай так и не наступил.

А в Америку приехали аксиомы; рычагов, правда, не нашлось – но эти аксиомы как-то прижились и стали уже частью чуть ли не подсознания – и все путем! Что за фокус? Есть на эту загадку простая разгадка, которую мне, собственно, предлагал каждый второй, кому я это загадывал. Отгадка такая: иммиграция. В Америке же имеет место динамика населения. Баланс не нулевой. Народ все время новый приезжает, и каждому а) чего-то надо; б) несколько наплевать на вековые традиции присутствующих. А так как и присутствующие тут не то чтобы очень давно, то получается, что никто особо не хочет учить других жить – он ведь и сам по жизни здесь чужой, а не часть стада. Ну и все. Легко (относительно) постричь стадо баранов – а поди постриги стаю кошек!

Ну что же, убедительно. И пример, кстати, не уникален. Египет процветал, пока имел место приток рабов. Рим процветал, пока империя росла и был приток рабов. Известный науке факт, как бы.

Может быть, может быть.


Меня же, как бывшего математика (не смейтесь) больше интересуют аксиомы. Этих аксиом ко времени французской революции было три: libertй, й
galité, fraternité. Любопытные аксиомы. Первая объявляет священной и независимой свободную волю личности. Вторая объявляет всех личностей равными. А третья сообщает, что все люди братья.

Стоп-стоп. Да ведь этого не может быть. По крайней мере половина – не братья, а сестры, разве нет? Или это… не люди они, что ли? Женщина что, человек? Нет; по идее она, максимум – «тоже человек», а чаще – «друг человека». Так что – не относится. Ну, иногда относится, конечно. Вот, к примеру, приезжает к нам с Марса герой Хайнлайна, Майкл Валентайн Смит – так он, по недоразумению, всех баб братишками называет – а те с этого тащатся. Проблема в том, что при этом Майкл никак не может понять, что за любовь такая. Когда он понял, он перестал их называть братишками. Thou art God, говорил им Майкл Валентайн.

Может, добавить еще четвертую аксиому, sororitй? Есть у меня подозрение, что кое-кто это поймет так, что нас зовут в бордель – по крайней мере в Древнем Риме так бы и поняли. Так что лучше не надо. Хм. Все люди – братья. Давайте переведем это на цыганский. По цыгански этот лозунг будет звучать вполне логично – «все цыгане – братья». Можно даже добавить, для политичности – «все цыганки – сестры».

Странный какой-то лозунг, да? А не кажется ли вам, что эта самая аксиома «фратерните» противоречит двум первым. Ну в самом деле, какое же равенство, если братья? Ведь есть старший брат, и есть младший брат. Большой Брат вам скажет, как правильно себя вести, и накажет, если ведете себя неправильно. Да даже если вы близнецы. Близнецы-братья, как говорил Маяковский, имея, правда, в виду даже не старших братьев, а старшее поколение, отцов, так сказать, нации. Даже если вы близнецы. У вас же есть папа. Отец. Батюшка. Вот его-то и надо слушаться. Вот вам и свобода как осознанная необходимость. Да, братцы, даже если вы близнецы, даже если вы все равны – вы все равны перед начальством. «Вы наши отцы – мы ваши дети» - говаривали крепостные крестьяне, не обученные французским премудростям. И помещик нам – отец родной, и царь нам батюшка, и поп нам тоже батюшка.

А батька – он ведь и наказать может. Шаг влево, шаг вправо – а поворотись-ка сынку, экой ты смешной, - огонь! Вот вам и вся либерте!

Революционные, к примеру матросы (да и контрреволюционные в Кронштадте, полагаю, не в меньшей степени) все вдруг братишками оказались. И что? Ленин им братишка? У Ленина никаких братишек не было; Ленин себя вознес в касту Отцов; соответственно, равных себе он называл «батенька». А нижних чинов – поразительным гипнозируюцим словом «товарищ». Это гордое слово «товарищ» не делает тебя равным. Отнюдь. В советское время заявление в милицию полагалось писать примерно так: «Начальнику такого-то отделения милиции товарищу Сидорову от гражданина Иванова.» Это священное слово служило чем-то вроде заклинания, как в джунглях у Киплинга – «мы одной крови, ты и я, смиренный раб твой». И когда Отец вдруг называет тебя «товарищ», ты должен чувствовать священный трепет и свое мистическое участие в двуединстве Партии и Народа, с народной, разумеется, стороны. Даже если ты член КПСС, но рядовой, ты все равно оказываешься со стороны народа, ты, опять же, братишка.

В Братстве Народов тоже наблюдались попытки ввести роль мистического Отца, как бы заменяя им всех старых богов. Сначал товарищ Ленин, чьи портреты, по утверждению Маяковского, распространялись подпольно «в глубине амритсарских лавок», как нынче – бин Ладена; потом товарищ Сталин, из небесной выси мудро и добродушно взиравший на мельтешение народов, народностей, наций и племен – товарищ Сталин, собственно, и определял, кому считаться народом, кому нацией, кому народностью. Но нет, до конца не получалось все равно. Даже с ледорубом в голове, дьявольская рожа Троцкого высовывалась из-за угла тут и там, на баррикадах Барселоны, над студенческими колоннами в Париже.

Но фратерните же – понятие гибкое. Нет отца – а вот вам старший брат. О! Старший брат! Гораздо лучше, если есть старший брат. Потому что же и остальные могут построиться; пока старший брат занят, второй брат (в Китае, вы знаете, всех братьев и всех сестер просто нумеруют, для простоты; сестер, конечно, отдельно) может помочь десятому брату – корейскому народу - справиться с врагом (корейским же народом, небратской его частью). А то соберутся вместе братья, и навалятся на какого неразумного, соблазнившегося, знаете, на греховное. Что ж тут такого, дело семейное. И старший брат, конечно, всех учит.

Вы думаете, к примеру говоря, что в результате коммунизма человечество недосчитывается примерно 100 миллионов населения? Ошибаетесь. В результате коммунизма у человечества завелось лишних примерно 500 миллионов. Это потому что старший брат научил брата номер два, что рождаемость в нашей аксиоматике полагается всячески поощрять. Хорошего брата должно быть больше. А брат номер два оказался послушным –и за 20 лет правления Мао взял да и размножился до неимоверности, как старший брат учил. Старший брат аж перепугался. Ну что ж, так уж заведено в семье – подрастают братья. Вот поди еще женятся… А то просто на сторону пойдут.

Нет, плохо работает третья аксиома на уровне народов. Недолговременное решение. Представьте себе: продержался бы коммунизм еше сто лет, и старший брат оказался бы не совсем старшим, а, скажем, номером третьим. Невыносимо! И подрывает вообще всю аксиоматику.

Да… интересно бы разобраться, на самом деле, кто это впендюрил во французскую аксиоматику эту третью аксиому. Мне кажется, ее тихой сапой протащили. Ну не знаю, не знаю, я не историк.

А вот как получилось, что эта третья аксиома до Америки не доехала? Свободы здесь, вот этой самой, внутренней, которая дороже всего – завались. Равенства – ну, не то чтобы 100%, к примеру, насчет женщин так до сих пор не известно еще американской науке, равны женщины людям или нет, но практически это неравенство мало ощущается – завались его, этого равенства. А братство? А братство оказалось как-то в загоне, в меньшинстве. В национальном меньшинстве. Да имеется такой этнический слой, в котором друг друга называют братишками. Только там оно и привилось. Мексиканцы, к примеру говоря, ничего такого не поймут – братьев у каждого до хрена, но понятие это не расширительное. Все остальные у них – друзья.

назад