Thu, 25 Jan 2001
Это не про мотоциклы... тем более, что американские байкеры к японским байкам относятся примерно как мы с вами – к покемону. С презрением.
Нет, это просто пара баек про Японию. Мы же Японию все обожаем, верно? Еще
в СССР с равным тщанием читали Ясунари Кавабату, Кэндзабуро Оэ, Мидори
Хосонуму, Акутагаву Рюноскэ, "Максимы и Федоры", "Хокку, Танки и
Бронетранспортеры". И мечтали о сушах и сакэ.
И вот мечты наши сбылися. Суши – ешь, не хочу. Саке... тут я хочу
подчеркнуть вот что. в Россию саке занесли из Франции, возможно,именно тот
самый капитан, родина его – Марсель, любивший девушку из Нагасаки – и поэтому
нас учили говорить "сакэ", да еще с ударением на втором слоге. Это
неправильно, дети. Надо говорить "саке", с ударением на первом слоге.
Долго мы с Ульянкой ломали голову, как же это сделать, чтобы саке была
теплая, ведь ее теплой пьют (на самом деле, в Японии ее пьют теплой, холодной и
ледяной, стаканами – но мы этого еще не знали). А Миша Белоус научил. Саке
хорошо греть в микроволновке. И теперь у нас вообще нет проблем. Можно прямо на
дому скрутить суши, помазать горчицей, и жевать, жевать, жевать, теплой саке
запивать!
А между тем в Японии... Ведь в Японии что самое страшное? В Японии самое
страшное – мафия, якудзи. Мафию практически невозможно отличить. Они выглядят такими
же людьми. Чтобы отличить мафию от немафии, надо идти в баню. Там-то и увидите,
что мафия вся в наколках, а немафия – нет. Но ведь на улице не станешь с
человека снимать одежду, чтобы проверить, мафия или нет!
Мафия в Японии занимается рэкетом. Она требует с японских компаний денег.
Если японская компания начинает платить мафии деньги, считай, все – уже от
мафии не отделаешься. Но японские компании стараются не платить мафии деньги.
Мафии это не нравится, и мафия старается добиться, чтобы компания платила
деньги. Для этого мафия приходит на ежегодное собрание пайщиков и устраивает
дебош, и хулиганит до тех пор, пока руководство компании не соглашается платить
мафии деньги. Чтобы этого не произошло, руководство компании предпринимает все
меры для того, чтобы не пустить мафию на собрание. Для этого, во-первых,
никому, кроме пайщиков, не говорят о предстоящем собрании. Но мафия все равно
приходит. Тогда на входе выстраиваются в ряд сотрудники компании и не
пропускают на собрание никого, кроме пайщиков. В таком случае мафия вынуждена
отступить – не толкаться же, в самом деле! В Японии толкаться не принято.
Японец Осаке приехал в Америку недавно и стал работать инженером в нашей
компании. Человек он скромный, работящий, на работе не только вечерами сидит, но
иной раз и ночи проводит за компьютером. Правда, вдруг выяснилось, что ночами
он вычисляет релятивистские траектории – скажем, при небольших скоростях света,
когда эллипс постоянно смещается, две планеты вдруг начинают странно
взаимодействовать друг с другом, и одна вдруг срывается со своей орбиты,
облетает другую, потом летит к солнцу, огибает его, еще раз пролетает мимо
первой планеты и навсегда покидает систему... вот такие игрушки.
Вообще-то он геолог по образованию, но так получилось, что геологам в
Японии тесно, а компьютерщикам – проще.
И вот он приехал в Америку, а жена осталась там; у нее ответственная
работа, которую она очень любит – секретарша. Не может она свою работу бросить.
Ну вот на недельку как-то прилетела, пожила тут у него... скромная такая,
маленькая. Я с ней здоровался в коридоре, и тут вышло странное замешательство.
Руку-то я ей пожал, но рука оказалась без пальцев. Тут сразу вспоминаются
фильмы про якудзей, как они друг другу пальцы оттяпывают.
Потом жена уехала опять, и Осаке остался один. От жены остались только
тапочки в крупную горошку, белое на красном. В кеймарте купили они себе по паре
одинаковых тапочек. Но жена-то уехала, а тапочки оставила. И вот сидит Осаке в
своем кабинете в мемориальных тапочках в горошку, вспоминает свою жену; а если
пойти куда надо – тапочки снимает и идет босиком, потому что неэтично будет,
если он свои тапочки сносит, пока тапочки жены стоят новенькие. Тапочкип нужно
одновременно снашивать.
Жена уехала обратно в Японию, и вдруг там с ней что-то случилось. А именно – она ехала по улице на велосипеде, очнулась в больнице с проломленной головой. Мы же ничего не знаем про японскую жизнь, может быть, это теперь считается гуманным, по сравнению с прежними временами. Осаке полетел в Японию. Мой начальник заказывал ему билет, так как Осаке не мог попасть пальцами по клавишам телефона. ("press 'one' if you want to press 'one'...")
Жене стало лучше, и Осаке вернулся на работу; теперь он еще больше проводил
времени на работе, уже практически не выходя из кабинета. Питался он супчиками,
которые покупал коробками в Костко. Как он добирался до Костко и обратно, науке
неизвестно – ни велосипеда, ни машины у Осаке не было. На работу он ходил
пешком, но это далеко. А до Костко никакие автобусы ведь не ходят! Как бы то ни
было, супчики регулярно варились в захламленной каморке, в которую превратился
кабинет Осаке, где он сидел босиком, похлебывая супчик и поглядывая на экраны
своих четырех компьютеров. Каждой уборщице Осаке говорил "буэнас ночес,
комо эстАс"; уборщица радостно улыбалась и не трогала ничего на полу.
И вот случилось наконец – Осаке купил машину. Нашел хорошего дилера, с
маленьким процентом. Он мог бы заплатить за машину сразу – ведь уже полгода
проработал! – но, ради кредитной истории, пришлось платить только треть, а
остальное брать в кредит. Что поделаешь – Америка, с волками жить – по волчьи
выть.
К чему ему машина? А жена решила, наконец, приехать и жить в Америке. И
настал долгожданный день, понедельник, когда прилетела жена. С утра Осаке не
пришел на работу, встречал жену в аэропорту города Сан Хосе. На следующий день
его опять не было на работе. Все понимающе улыбались, ну как же, во-первых,
жена приехала, во-вторых, вообще китайский новый год, все вокруг поздравляют
друг друга и желают успехов.
Только в среду, часам к одиннадцати, пришел счастливый Осаке на работу. И
довольный всем рассказывал, как провел с женой вторник. Его жена – большая
любительница шопинга, и поэтому они с утра двинули в Мильпитас на мол, и
прошатались по молу весь день. Хорошо-то как!