Том III

Слон и Муха

Date: Wed, 26 Apr 2000 11:49:01

Интернет не предполагает многословия. Текст должен быть как хайку – три строчки, концепцию по­ня­ли – купились. Много слов – плохо, как и в тексте программы. Впрочем, текст программы хорош, ког­да там много комментариев.

 

Проще всего в моих писаниях считать количество вхождений слова "там" – там их много. Однажды я решил сосчитать количество "слышь, самое" в час в речи Жени Пыряева. Получилось около 160 "слышь", около 20 "самое" и около 20 "слышь, самое". Если хотите узнать более точные цифры, на­пи­шите мне.

 

Есть такой сорт задач – берешь слово и, заменяя по одной букве, превращаешь его в другое слово. Ска­жем, "муха"->"слон". В данной задаче есть ключевой переход: каюк-каюр; если его знать, задача ста­новится тривиальной.

 

В Америке, как известно, есть своя внутреняя Россия. У этой внутренней России был в понедельник на­циональный праздник (ну когда же еще праздновать национальный праздник выходцам с острова Невезения!); этот национальный праздник черные люди праздновали в зоопарке столицы США. Меж­ду двумя подвидами возникла межвидовая борьба, закончившаяся перестрелкой.

 

Черные люди гордятся своей историей – они, скажем, открыли Америку. Как так, спросите вы? Да вот как: древние египтяне первыми прибыли в Америку, а древние египтяне были африкан америкенами.

 

В воскресенье, проехав несколько часов по пустыне Мохаве, я стал как раз вслух задавать не­до­у­мен­ный вопрос: а какого, спрашивается, черные люди поют "let my people go"? Ведь они сами и дер­жа­ли этот пипл, ведь египтяне же – африкан америкены? Но тут Ульянка включила радио, и по ра­дио, по NPR, мне возразили (вуду какое-то), что на самом деле древние евреи были черного цвета, и они были в рабстве у нехороших египтян, и Моисей был тоже черного цвета, и они и есть самые нас­тоящие африкан америкены. (Ну то есть они не открывали Америки?) Интересно другое – тот пипл, который так настойчиво просится "to go", уже сто сорок лет здесь никто не держит – но они как-то не спешат двинуть в прогулку по пустыне в целях приобретения своей собственной родины.

 

А впрочем, поглядите шире – 40 лет в пустыне – не обязательно. Взгляните на венгерский народ – шли они по Уралу, Волге и Днепру, а их honfoglalas, обретение родины, произошло в довольно жи­во­писном месте, на Дунае. Шли они из ханты-мансийского края. Мне кажется, довольно умно. Дру­гие их родственники разбежались по европейскому северу, что тоже не так уж плохо – по срав­не­нию с пустыней. Это, конечно, мое личное мнение, кому-то пустыня больше по вкусу.

 

Интересно другое. Везде, где соседние народы, носители индоевропейских языков, соприкасались с уг­ро-финскими племенами, эти народы позаимствовали совершенно чуждое для индоевропейских язы­ков явление – послелоги. В северных диалектах русского – это "то, та, те", добавляемые в конце сло­ва: "корову-ту когда подешь доить?" В румынском артикль ставится то в начале слова, то в кон­це, в зависимости от "падежа"; то же самое и в шведском и норвежском.

 

Кстати, тот "украинский", на котором говорят на севере Украины, типа в Новгороде Северском, силь­но отли­ча­ется в сторону литовского от mainstream украинского. Странно при этом, что мно­го­чис­ленные набеги и наезды боевых шведов не оставили в украинском почти ничего, кроме вы­ду­ман­ной мной же фразы "хай, добро, так", да жовто-блакитного (бло-гюль) флага. Может, Россия с этим боролась, так поэтому?

 

Я вообще в истории не специалист: все знают про то, как Петр 1 Карлу 12 устроил полтавскую бит­ву, но что за российско-шведская война была во времена Ека­те­ри­ны – понятия не имею. А у нас в селе Рыбацком го­рода Петербурга даже памятник стоит жителям села Ры­бац­ко­го, поставившим мно­­го воинов для русско-шведской вой­ны. Я за этим памятником все пытался ухаживать, а то его каж­­­дую весну подмывало разли­вав­ши­мися российскими лужами – копал канавы, чтобы вода ухо­ди­ла.

 

У нас тут тоже Рыбацкое есть, называется по-испански Pescadero. Там такой впечатляющий берег, в во­де черные низкие скалы с птицами и морскими анемо­на­ми, а берег крутой глинистый; пляж же усы­пан желто-голубыми гранитными булыжниками. Из-за сильного прибоя булыжники эти об­ка­та­ны все, и очень округлые все.

 

Один такой, а точнее, одно, потому что оно имеет форму яйца, раз­ме­ром с собачью голову, да, так вот, одно такое мы подобрали в яркий солнечный день, поставили в тре­ногу, и оно служит у нас фило­софским камнем. Поглядишь сбоку – голубое такое лицо и жел­тый глаз глядит на тебя. Я хотел ему какие-то жертвы приносить, но не знаю какие – намазывать что ли мар­гарином, на котором написано – "не дога­да­ешь­ся, что не масло" – а вдруг оно догадается.

 

Рядом с философским камнем на книжной полке стоит, как и во всяком интеллигентном российском до­ме, коря­га из лесу. Коряга имеет форму гром-камня, изготовлен­ного из дерева скульптором Ко­нен­ковым. Вот ко­рягу я побрызгал лаком, чтобы с нее пыль не осыпалась.

 

Теперь, когда Россия далеко позади, всю тогдашнюю жизнь надо бы тоже покрыть каким-то лаком, чтобы не осыпались пылью.

 

Что я и делаю.

 

(назад)