Vladimir Patryshev
vpatryshev@yahoo.com
Ну после чтения в среду произведения Сорокина я пришел домой как бы еще ничего. Но ходил какой-то вялый, заснуть не мог до двух часов даже съев таблетку прописанного мне моими дантистами наркотика. Лежал и думал, как бы это все дело припорошить песочком. Мало, блин, уехать из этой кошмарной страны – она все равно тебя достанет хоть откуда. У Набокова Пнину снится, после 35 лет эмиграции, погоня, красные, попытки от них убежать... 35 лет! Хорошая перспектива!
В четверг я даже не вставал – не знаю, что это за болезнь такая, думаю, что то самое интересное заболевание кролика, увидевшего удава. Удав – это наша родная страна, наша культура, закон, перед которым Чичиков немел, чудище обло, огромно, стозевно, и лаяй.
Лет десять-двенадцать назад я прочитал, видите ли, "Путешествие из Петербурга в Москву", сочинение господина Радищева. И что бы вы думали? То он рассказывает, что на шоссе есть особая полоса для проезда начальства – единственная хорошая полоса. То излагает случай на Финском заливе, когда для спасения утопающих нужна была лодка, но начальника, который мог дать разрешение, не велено было будить – и лодку не дали – тот же самый случай описывался и в тогдашней газете "Смена" – ясное дело, репортюги Радищева не читают. И т.д.
Галич открыл – столетие – пустяк. Да и не одно. Когда Отрепьев, тьфу, Распутин, тьфу, Путин вводит на Руси семибоярство, возникает ощущение, что России хочется просто завернуться во время, в смысле – свернуть временную ось в клубочек, и там лежать, как Илья Муромец, как кадавр из произведения Стругацких, чтоб ее никто не дай Бог, не вздумал повернуть даже хотя бы и на другой бок.
Я когда-то пытался понять – а куда же делась Золотая Орда? Где ее, так сказать, культурный осадок? Да туда же она делась, куда и Восточная Римская Империя. Москва – столица обеих. Россия и унаследовала обе империи. Кому-то это нравится. Кто-то и тиранозавров любит – они такие cute, своих соперников поперек хребта так хряп! – и все дела. Хорошие зверки тиранозавры.
Да, ведь невозможно же представить это произведение Сорокина, скажем, в Дании. Будет выглядеть не то чтобы абсурдом, а – смешным абсурдом. (В Италии – пожалуйста, но об этом уже гаворено.) От Руси же ждешь именно вот этого самого. У меня два раза был сон, что мне нужно, ну вот нужно, отрезать голову. В первом сне мои жена и дочь мне убедительно доказывают, что я просто обязан это сделать, что это так и нужно всем.
Именно с того сна я решил начать искать какой-то выход из той, из тамошней жизни. И был другой сон – опять то же самое, для моего же блага, мне нужно отрезать голову, переложить мозги в другой череп и пришить обратно. А мне ну очень этого не хочется. И Ульянка моя говорит – нет! не дам резать! жалко!
Впрочем, Ульянка и есть теперь моя нынешняя родина. Мы с ней – как фтор с калием, образуем какое-то такое соединение, от которого все остальное просто отскакивает. Электричество-с. Сижу читаю себе русскую газету, а она за компьютером вылизывает свою эчтиэмэльную таблицу. А я гляжу в газету и недоумеваю – курсы для инженеров-тестеров, изготовление резюме и портфолио. Ульянка, не отрываясь от компьютера, вдруг говорит вслух: "что за портфолио у тестеров?" Да ты-то откуда знаешь, что я про это читаю? А вот так вот у нас – я много раз пытался вычислить, кто первый из нас думает, а кто уже воспринимает – нет, пока что непонятно.
Причинно-следственная связь – вообще вещь загадочная. Андрей Петрович Ощепков занимался этим делом со статистической точки зрения – ну типа берет там корреляции... только нужно не два процесса, а больше, чтобы цепочки связей отслеживать. Не верю я в это дело. Ну вот представьте – едете вы на поезде, обычные средние двадцатипятиметровые рельсы, передняя пара колес отстукивает свое та-да, за ней задняя пара – та-да – и так сутки, другие... придете ли вы к выводу, что стук в задней колесной паре есть следствие стука в передней колесной паре?
В пятницу я нашел как-то силы пойти на работу. Работа у меня тихая, сидячая, в принципе, все равно ведь, где думать – за клавиатурой или лежа в постели, верно? Только сил моральных ни на спортзал, ни на еду уже не было. Не знаю, когда я вообще смогу барбекью есть после всего этого. Такое уже было у меня, когда в начале семидесятых родственники умирали один за другим – после трех лет похорон я даже на котлеты смотрел как на мертвечину (каковой они, в принципе и являются). Да не только родственники – в стройотряде упал с крыши и убился Андрей Чувиковский, и мы с Леней Райзом вечером мыли в покойницкой труп, предварительно освободив стол от лежавшего там мертвого младенца, мягкого, как игрушечная собака.
Избавляться бы надо от всего этого – но, с другой стороны, хочется заставить всякого русского прочитать, блин, это произведение, и подумать, что это за культура, которую мы так типа ценим и уважаем? Почему, когда входишь в русский магазин, то вдруг продавщица вырастает до позиции прям начальника, она тебе и скажет, что на самом деле надо покупать, и пригрозит, что если возьмешь меньше чем на двадцатку, то придется расплачиваться наличными – почему в нормальном магазине... почему, почему? Что в нашей культуре такого, что всякое свободное дыхание в ней оскорбительно для присутствующих?
В субботу мы решили съездить на базу, купить икры и черного хлеба. На русскую продуктовую базу в Сан Карлосе. Но адреса не было, и зашли за русской газетой в ближайший к нам магазин, рядом с рестораном "Невский". Купили хлеба и кильки, и взяли газету. Газета отмечала день победы – его праздновали сразу две тонких подразновидности русского эмигрантского сообщества. К одним приехал российский консул, к другим – какой-то консульский офицер. Ребята, как же так? Вы убегаете из страны, которая вас преследовала, по вашим же словам, ищете политического убежища – и приглашаете при этом на ваш праздник российских официальных лиц? Как же так?
А почему бывших эсэсовцев тогда не пригласить, ведь и они воевали, да еще и героически, уверяю вас! На праздновании пели песни военных лет, советские и американские песни. Спели "God Bless America", потом "Вставай Страна Огромная". Ветераны, едрена вошь.
Там они нас учили хорошо себя вести, и здесь требуют уважения. Нет, не так. Не уважения. Исключительного уважения. Не взаимного – а вот этого вот – "мне положено". Привезли с собой, в себе, маленькие кусочки этого кровожадного зверя, что ласково зовется Родиной – и этот зверь внутри ощущается как часть той великой силы, и они сами – часть той великой силы, что готова оторвать голову каждому, кто встанет поперек дороги.
Ульянка вела машину, а я ей вслух (в этот раз) зачитывал избранное из русской газеты, репортажи сразу с двух торжественных заседаний ветеранов, где Гиля Голодная и Бася Клубникер пели задушевными голосами песни о родине.
На семнадцатой дороге, по которой я каждый день езжу на работу, была давка – все пилили в Санта Круз гулять по бордуоку и глазеть на обкуренных серферов – и мы свернули на боковую дорогу, на которую свернуть я мечтал, наверное, уже полгода. Боже ты мой, какая дорога! Идет по гребням крутых холмов, виды внизу! озеро, леса, дымка, большое калифорнийское небо! В конце концов выехали, через Боулдер Крик в Бен Ломонд – а там застряли на блошином рынке. Торговались, покупали какую-то чушь на остававшиеся наличные... рынок – при церкви, как это тут обычно происходит. Какой-то жирный ребенок с горящими глазами схватил настольную игру "Death Penalty" и пошел платить за нее. Рядом лежала другая настольная игра – "Midlife Crisis". Я нехотя раскрыл ее и стал читать надписи в клетках. "Вы почувствовали себя плохо и пошли к своему аналитику. Тот взял с вас $1000 и сообщил вам, что вы плохо себя чувствуете".
Прибарахлившись картиной с ритуальным индейцем и какой-то хитрой корягой, поплыли потихоньку вниз, в Санта Круз, по дороге, вдоль которой мы, почти три года назад, открывали Америку – когда взяли у Хенка два велика и дернули в большую поездку по окрестностям – и все нам было тогда в новинку – и американская лесопилка, и американские секвойи, и американские эвкалипты, и крылечки домов, обсаженные розами и олеандрами, с фанерными фламинго и гипсовыми гномами.
Теперь у нас была простая прозаичная задача – поесть где-нибудь в Санта Крузе, проехать вдоль океана, выходя к нему в особо симпатичных местах, а потом свернуть на восток, по 92-й дороге через Сан Матео проехать на базу в Сан Карлосе и отовариться там икрой. Но не вышло. Не так-то легко в Санта Крузе попитаться.
В конце концов пришлось поставить машину на парковку и пойти по родным улицам, среди таких родных обкуренных рож, искать почему-то пирожки с мясом, которых захотелось моей Ульянке. Пирожки, как мы знали, были в книжном магазине. Раньше были.
Тяжелые экономические обстоятельства не обошли стороной образцовый социалистический город Санта Круз. Отныне в книжном не продают мясные пирожки, а только какие-то американские торты (ну ладно, ну морковный-то еще ничего) – и ихнее кофе, которое иначе как в среднем роде и не назовешь. Пришлось пойти в кафе, заказать какую-то как бы еду, и ждать, когда нам поймают курицу для салата с курицей – или когда она сначала снесет яйцо для моей яичницы.
Голодная Улька злилась, был уже четвертый час, и я предложил ей найти какой-нибудь позитив в окружающей действительности, хватит, мол, мрачных русских мыслей. Да пожалуйста, говорит, вон за соседним столиком – люди раньше нас пришли, а все еще голодные сидят. Вот те и позитив.
Довольно хмурая подавальщица, dudette по-санта-крузски, блондиночка, похожая на мою дочь, наконец приволокла нам нашу немудреную еду и исчезла снова. Мы обсудили вероятное имущественное неравенство нашей подавальщицы и другой, которая непрерывно крутилась в зале и вокруг которой кеш, чаевые, так и кружились. Наша, конечно, не получила от нас ничего – мы и расплачивались не с ней, а с первой подошедшей, уже около четырех – а наша где-то все болталась, а база закрывалась в шесть. Это же не военная база.
Ну и поехали мы вдоль океана не на север, а на юг... куда-нибудь... в сторону Монтерея, без ясной даже цели. За "нью брайтон бичом" нашли еще один отворот на океан, Manresa – туда и свернули. Когда-то жили рядом, но никогда там не бывали. Оказалось, в этом хитром месте – кемпсайт, палатки, кусты, океан... короче, вот куда мы и поедем на неделе, благо до работы оттуда 20 минут езды.
Осмотрелись, нашли самое хорошее место для стоянки, 41, и двинули дальше, не совсем ведая куда. Заехали в Ватсонвиль. Это родина Зорро. Как и во времена Зорро, в Ватсонвиле живут горячие испаноязычные парни. На той неделе у таких парней в Санта Крузе трое хулиганов разбили стекло на бээмвухе – те вернулись в Ватсонвиль, взяли другую машину, вооружились, и расстреляли первую попавшуюся тройку около Бордуока. Убили всех троих.
Так тут было всегда. Лет сто пятьдесят назад Зорро с ребятами приехали в Санта Круз опять же отомстить за что-то местным хипям. Обстреляли дом на углу Водяной и Центральной, затем пошли бузить в бордель. Но в бордель-то их и не пустили. Фрустрированные, они вернулись к себе в Ватсонвиль. А теперь, увы, борделей нету – вот и возникают проблемы с фрустрированием.
В Ватсонвиле все надписи по-испански, даже в Сан Диего на границе с Тихуаной больше английского, чем здесь. Мы, впрочем, не фрустрируемся – во-первых, испанский – он как родной, во-вторых, я одет синьором, в сомбреро и грузовике, а Ульянку знакомые латиняне так и называют – она, мол, наша, латина. Чувствуем себя как дома... нет, не в этом смысле; и не в том тоже!
За Ватсонвилем наша дорога пошла в гору, а именно – на Богородицыну гору (блин, блин, набоковщина же это – все названия переводить... впрочем, тогда бы Ватсонвиль надо было бы называть Павловском, потому что настоящая фамилия единственного известного мне Ватсона – Павловский). Богородицына гора крута, и с нее на Ватсонвиль открывается замечательный вид, город в дымке, видны какие-то пруды и озера, которых, будучи внизу, не найти; виден и океан, и горы напротив... ну какие горы, по нашим меркам – холмы. Самая высокая гора напротив – Чертова – ну, наверное, тысячи две футов. А дорога идет по расщелине вниз, и внезапно яркий солнечный вечер сменяется каким-то сумраком, с проблескивающим солнцем.
Вообще, на здешних широтах солнце светит не так, как бывалоча у нас в Питере да Архангельске. У нас там солнце, уже даже зайдя на пару градусов за горизонт, продолжает освещать минимум половину неба, и это белое сияние продлевает день ну хоть на часок даже и осенью.
Не то здесь. Когда солнце подходит к горизонту, все вокруг вдруг темнеет, и хочется уже включить фары. Особенно это странно смотрится на Гаваях – вот только что играла радуга над Кукуем – и вдруг бац! Темнорозовые вершины не светлее неба прямо над ними – а ведь они же еще освещены солнцем, вот оно, над океаном, как будто уже и не солнце, а маяк – слепит тебе в глаза, а окружающее остается во тьме. В космосе, по идее, вот так же должно быть. Так что, атмосфера у экватора тоньше? Странно это. Атмосфера не имеет формы геоида? Странно.
Ну вот, и в этих вот сумерках, с солнцем, пробивающимся время от времени между горами, мы свернули на какую-то глухую дорогу, которая обещала, по карте, превратится в Альмаденский экспрессуей. И превратилась в конечном счете, но до того мы открыли по дороге три озера, на одном из которых хорошо кататься на байдарке (о! да байдарку-то нужно еще купить!), другое лучше проскочить поскорее, потому что там дикие местные гоняют на диких водных мотоциклах, а в третьем даже люди купаются! Надо же – купаются! Я был уверен, что в наших краях в озерах купаться везде запрещено – ан нет, бывают и исключения. Двигайте на юг по Альмаденскому – и пожалуйста, озеро с купаньем.
А вечером мы наварили картошки, ели ее с соленой килькой и запивали пивом. Помните ли вы, как после кильки руки и морда продолжают пахнуть килькой? Зубы почистишь – а все равно килькой пахнет, чувствуешь себя котом каким-то. Вот так мы с моей кошуркой..