На Стрежень

Vladimir Patryshev
vpatryshev@yahoo.com



Эту песню, "из-за острова на стрежень", в последние годы мы пели с Андрюшей Кротовым почти непрерывно, пока плыли по Вуоксе. Содержание песни такое: на переднем Стенька Разин, Стенька Разин на втором, и на третьем Стенька Разин, на четвертом тоже он. Доходили до сто-какого-то.

Вообще, плавание по Вуоксе было высококультурным мероприятием. У нас был черный флаг с черепом и костями, и, проплывая мимо населенных островов, мы предлагали островитянам пресную воду в обмен на ром. Когда же плыли по большим плесам, то делали катамаран и я читал сказки, то Ленинградской области, то цыганские, то чеченские. А в 1989-м Аля читала нам журнал "Новый Мир", шестой номер. Воспоминания Юлиана Семенова, как его Сталин на коленках качал.

Алю уговорила ехать на Вуоксу ее подружка, примерно под таким соусом: ты ж понимаешь, что это последний раз. Нас тогда была большая толпа, три лодки, но она была единственной женщиной среди диких мужиков и разгильдяев-детей. Аля наслаждалась русско-финской природой, вздыхая, что это все, что скоро ждут ее израильские пустыни, дедушки Солутаны и хасиды, и пути назад не будет. Когда мы высадились на один небольшой островок около речки Новинки, просто пообедать (сейчас сказал бы - поланчевать), она поплыла вокруг этого островка, и все ей сочувствовали, как будто у нее был неоперабельный рак, а не израильская виза. Аля поселилась в палатку к нам со Степой, но Степа на следующую ночь ушел в палатку к детям Кротовым, и мы с ней остались вдвоем. Казалось бы - о чем может идти речь, рядом еще три палатки - но мы на них как-то не обращали внимания, да и в соседних палатках были одни мужики, а мужики, известное дело, не замечают в жизни ничего. На следующий день на одной из стоянок я нашел матрас, погрузил его в лодку, и потом стелил под палатку - так что у нас с ней была очень даже комфортная постель, в отличие от постившихся мужиков на голых камнях в спальных мешках. Почему на голых камнях? Дело было в июне, и комары просто зверствовали. Ставить палатки даже на краю леса было безумством, и мы становились на продуваемых местах, т.е. на голых камнях. А вода была уже теплая; нашу с Алей палаточку мы ставили уже несколько на отшибе, у воды, и мы тихо лезли ночью из палатки в воду после всего, прямо как были.

В тот заезд дикий наш народ сломал три весла, и нам в прокате пришлось раскошеливаться. Особенно свирепствовал с веслами новгородский программист Серега Тихомиров, который на самом деле родился в Приозерске и провел там детство - но на Вуоксе был первый раз (и, кстати, последний). Он же поймал в последний день крупную щуку, каковую отдали Але в качестве походного приза и на память о Вуоксе.

Да... для Серёги-то это была первая и последняя поездка.

Обычно, однако, мы ездили цивильно, с женами, кошками или собаками.

С собаками я на Вуоксе имел дело, собственно, три раза. Первый раз - это когда мы ее, Вуоксу, открыли. Сначала была книжка Л.Плечко "Водные маршруты Ленинградской области". Я презирал байдарки, как пешеход презирает велосипеды, как велосипедист презирает автомобили, как автомобилист презирает автобусы. И поэтому мы с женой ездили к интересным местам на автобусах или на электричках. Когда Степе было 4 года, добрались наконец и до Вуоксы. Мы тогда взяли лодку в Приозерске и скромно доехали до Яркого (час гребли), где и заночевали на островке. В электричке рядом мужик вез байдарку и мелкоформатную собачку Ладу. В протоке мы опять встретили этого мужика в байдарке, с Ладой на борту. Лада на нас благожелательно тяфкнула. Той ночью, в начале сентября, ударили заморозки; я тут же простыл, и наутро уже еле соображал и двигался. Пришлось грести назад жене и детям. Да, семилетняя Ася и четырехлетний Степа выгребали против ветра и не чирикали. Рядом опять оказалась байдарка с собачкой Ладой. Мужика я совершенно не помню, такое ощущение, что это Лада наливала мне в электричке чего-то очень крепкого выпить, и я блевал на ходу в окошко. Ангина, что ж вы хотите.

В другой раз Алена Павловская дала нам на месяц свою Хюлу, четырехмесячную дожку, которая уже была большая и не мочилась на пол - в том случае, если утром, перед тем, как ее будить, откроешь все двери - комнаты, квартиры, подъезда - и с полдороги крикнешь ей: "Хюла!" - тогда она пулей вылетала на улицу и делала лужу уже на улице, у подъезда. Хюла потом выросла, стала весить 60 кило, и когда я приходил к ней в гости, лаяла на меня диким голосом, потому что очень по мне скучала; забиралась ко мне на коленки и сворачивалась калачиком. У нее одна только голова была размером с хорошую индюшку.

На Вуоксе Хюла куролесила, распугивала птиц, бесилась. Ночевала с нами в палатке, и однажды съела мой носок. В последнее утро перед выходом она забралась в палатку и милостиво мой носок прямо мне на спальный мешок срыгнула.

В третий раз с нами ездил тихуанский колдун Валера Ч. со своей дочкой (ныне танцует в Санта Барбаре), женой и собакой всё той же дожьей породы (ныне покойной). Собака у него была, наверное, тоже балерина - глупа невероятно, вплоть до того, что решила однажды пройтись от лодки до берега пешочком по той неровной поверхости, что разделяла лодку и берег. И не поняла, почему это ей приходится барахтаться. Валера все время лечил собаку, и готовил ей отдельно на примусе. Собаку постоянно тошнило. Но окончательно он ее долечил дома. Ну например - дома он делал ей клизму, как ветеринары велели, причем - на кухне. Собака тут же всю кухню обгадила, а так как под давлением, то даже на потолок попало. Да слава Богу, что она наконец сдохла, а то бы сидел Валера в Питере на пенсии, а не ставил бы в Тихуане свои балеты. Видели мы в субботу эту Тихуану. Ничего выглядит - издалека, с этой стороны границы.

Да где я, черт меня возьми, ведь надо же про Мауи.

Мауи, Мауи. Когда прилетаешь туда в первый раз, то тропическая жара кажется невыносимой. А привыкаешь быстро, и, прилетая второй раз, кажется, что домой приехал - тепло, пахнет цветами, свежий океанский ветер, все улыбаются. Так бы там и жил, тем более, что и жилье подешевле будет, чем у нас в Силиконовой. На Мауи, наверное, можно жить "просто так", не занимаясь специально поддержанием собственного существования. Пошел в джунгли - там тебе гуавы растут, спелые плоды плавают в ручьях, подбирай да наслаждайся; земляничные деревья тоже усыпаны этой своеобразной земляникой. Кругом растет таро, но что делают с их корнями - не знаю, у нас в Архангельске таро не растет. В Архангельске даже помидоры не растут.

Туристы по Мауи ездят по установленным маршрутам и ходят в магазины сувениров. Мы с Ульянкой люди дикие, поэтому норовили всё открыть неустановленные маршруты. Скажем, объехать вокруг Халеакалы. Это на прокатной машине не положено, потому что дорога несколько десятков миль грунтовая, идёт по лавовым полям. Но не такая уж она стрёмная, просто очень пыльно, и страшные виды. Вы не были на Марсе? Мы тоже не были - но напоминает. Лавовые поля сами по себе иной раз выглядят, как отвалы кочегарки. Но всё здесь каких-то гигантских размеров, так что страшно становится. И торчит вдруг какое-то сухое дерево, на нём пара засохших листиков - и некоторое количество крупных таких аленьких цветочков, вот как в советском мультике. Сейчас сорвёшь один - выйдет страшилище и скажет, мол, приезжай ещё. Но нет никого. Тишина. Или наоборот - вдруг подует ветер. И опять тишина.

Впрочем, это только дикая часть дороги такова. Цивильная часть - очень даже туристская. Называется "дорога на Хану". Несколько опять же десятков миль синусоиды вдоль водопадов и скал. Туристов предупреждают (висят объявления даже): не покупайте анашу у местных хиппей - это противозаконно. По дороге зато можно купить запеченные плоды хлебного дерева. Пока этот плод сырой, он пахнет прокисшим тестом. Сильно пахнет. А когда запекут - да ничего особенного, картошка и картошка. Да, а хиппей видели только в одном месте - собственно в Хане, на пляже. Там пляжик такой есть, red sand beach. У входа угрожающий плакат: "осторожно - голые хиппи!". Мы сначала по ошибке пошли к пляжу лесом. Склон становился все круче, приходилось цепляться за стволы и корни. Наконец, уже лежа, цепляясь за корни деревьев, далеко внизу мы увидели этот самый "красный пляж". И решили жизнью не рисковать, а обойти. Впрочем, и обойти - то еще мероприятие, сравнимо только со спуском к пляжу на мысе Фиолент под Севастополем. Стрёмно, стрёмно: по таким узким площадочкам карабкаешься вдоль обрыва, держась за деревья какие-то. И как обкуренные хиппи там ходят - ума не приложу. Или они летают нызенько?

А за Ханой места уже не туристские; живут простые гавайские мужики, показывают тебе в качестве приветствия наш российский жест "давай выпьем", и добродушно инструктируют, где можно проехать, а где нельзя. Причем все говорят по-английски; мои скромные познания гавайского, который я так лихорадочно учил перед полетом, совершенно не понадобились. Нас почему-то пугали местными: типа, не любят они нас, хаоле, белых людей. Не знаю, не заметил. И толстый бомж в лачуге со мной с большим удовольствием беседовал, показал, где там у них на скалах древние петроглифы. Туда тоже туристов не водят, приходится самому доходить, своим умом - да опросом местного населения.

Нет, хорошие люди гавайцы; все эти опасения - просто глюки глупых белых людей. Просто глюки.